Я снова окинул его в тощую фигуру придирчивым взглядом.

— И где только вас таких выводят? — произнёс я задумчиво. — Ты же слабый совсем, худой. У нас таких обычно отправляют на выбраковку. Они просто не доходят до армии, а ты вон живёшь. это же не рационально. Всё у вас, гиранцев, не как у людей?

— Это у вас не как у людей, — огрызнулся Джесси. — А я ещё молодой. Мне всего-то семнадцать. Когда подрасту, может, буду ещё больше тебя. А до этого я не занимался никаким спортом и не тренировался.

— А чего же ты не тренировался? Мы с самого первого дня, как поступаем на службу, занимаемся тем, что тренируемся и готовимся к боевым вылазкам. А ты вон уже 17 лет целых живёшь. Даже удивительно, что такой уродец за 17 лет выжил.

— Я не уродец, — взвился Джесси. — Просто я ещё не вырос. Это нормально. Это вас лепят сразу взрослыми. Но вы не люди вовсе. Вы же клоны, копии.

Мне разговор не нравился, но я был спокоен. Зато гиранца мои правдивые слова явно выводили из себя. Поэтому я решил и дальше продолжать наш диалог.

— Мы не копии. Мы дублированы из лучших бойцов космодесанта. По образу и подобию героев. — я гордо выпятил подбородок. — Это значит, что я улучшенная копия идеального воина, но ещё и модифицирован вдобавок. А значит, гораздо сильнее и эффективнее, чем мой источник. А ты… Я даже представить не могу, зачем тебя копировали.

— Да меня не копировали, дубина, — рыкнул гиранец.

— Ты ещё и не уравновешенный, — довольный успехом, хмыкнул я.

— Я просто человек. Могу радоваться, могу плакать, могу злиться, когда мне говорят гадости. Это нормально. А ты говоришь так, будто вообще ничего не чувствуешь.

— Я не говорю гадости. — невозмутимо ответил я. — Я констатирую факт. Ты слабый и худой. Не приспособлен для жизни. Такие, как ты, обычно не выживают.

Джесси только махнул рукой.

— Может, у вас такие и не выживают, потому что просто права выбора им не дают. Вы ведь даже решение за себя принимать не можете. Какую функцию присвоят, такую и выполняете. Не как люди, а как вещи. А мы рождаемся, потому что родители решили нас вырастить. Родить в любви, а не по заказу вашей империи. И решаем мы сами, кем хотим быть. Вот сейчас я хочу быть воином. А до этого хотел быть художником. А потом, может быть, захочу быть музыкантом. И всё это не мешает одно другому. Я хорошо рисую, у меня хороший голос, но и воином я стану.

Я посмотрел на него, как на идиота.

— Ты просто будешь одинаково хреново делать три разных дела. Вот и всё, — заключил я. — К ни одному из них ты, скорее всего, не приспособлен. А то, что ты мечешься из стороны в сторону, не способный сфокусироваться на одном и определиться, каким делом заниматься, говорит лишь о твоей рассеянности и неприспособленности к тому делу, которое ты выбрал. Это значит, что ты просто сам не способен выбрать себе дело. И у тебя нет, как ты сказал, воли империи, которая могла бы за тебя определить, к чему ты приспособлен гораздо лучше. Вот и все, гиранец.

— С чего ты вообще взял, что это хорошо. — не сдавался Джеси. — У тебя же другого пути просто и нет. Ты же не человек, ты функция. Ты появился на свет без любви. Ради того, чтобы выполнять конкретно поставленные задачи. Тебя ради этого вывели. И рабочих ваших также выводят. Нам показывали фотографии. Из людей просто делают каких-то уродов, чтобы они лучше помещались в шахтах. Это же… Это бесчеловечно. Отец говорил, что раньше эти эксперименты были античеловеческими. Нельзя было проводить эксперименты над людьми и вносить какие-то изменения в генофонд. А вас же буквально по запчастям собрали. Как роботов.

Я пожал плечами.

— Почему ты говоришь это так, как будто это плохо? — удивился я. — Не понимаю тебя, гиранец. И не понимаю, для чего нужен ты, такой неприспособленный ко всему. Опять же, вот ты говоришь — плохо, что меня собрали по частям. Но у меня хотя бы есть цель в жизни. Я знаю, что мне делать. Я знаю, как мне это делать. Потому что это смысл моей жизни. Мне его подарили люди, которые меня собрали по частям для одной функции. И я знаю эту функцию лучше всего на свете. Те же учёные, которые меня собрали, их тоже выводили как учёных, чтобы они были умные, быстро соображали и выполняли свои задачи правильно. А не абы как. То есть, если бы я стал учёным, то… Посмотри на меня. Это же смех, да и только! Тогда бы все наши войны были такими, как ты.

Я рассмеялся.

Гиранец явно злился не способный найти брешь в моей железной логике.

— Ты ведь и правда ничего не понимаешь, — протянул он, однако сдаваться не спешил. — А вот почему тебя зовут Макс 47?

— Я же тебе говорил. Потому что меня вывели из сильнейшего воина, которого звали Макс Люксембург. И я 47-я версия, произведённая из его ДНК.

— А тебя не смущает, что на вашей базе ещё минимум сорок шесть таких же Максов, как ты? Ты просто не уникален.

— А какая разница? Я уверен, что произошёл от величайшего воина. Мне не о чем беспокоиться. Я гораздо сильнее чем мог бы быть. Я мало того, что я произошёл от величайшего воина, так я ещё и гораздо сильнее, чем он. На сорока шести копиях, созданных до меня, исправляли ошибки. И чем больше порядковый номер, тем выше вероятность того, что я наиболее совершенная версия. — пояснил я несмышлёнышу очевидные вещи. — А тебя почему зовут Джесси?

— Да потому что меня так назвали мама и папа. И потому что так звали моего деда. Ясно тебе?

— Мама, папа, дед. Как-то всё у вас сложно, у гиранцев, — вздохнул я.

— Это нормально для нормальных людей, — воскликнул Гиранец. — А ты настолько глуп что даже не способен понять своего плачевного и бессмысленного положения.

— У меня то как раз смысл есть. Меня ради него вывели, — подметил я очевидную истину.

— Это не говорит о том, что ты уникальный. Говорит о том, что ты просто не настоящий, — продолжил высказываться Гиранец. — Ты не свой собственный. Ты вообще, как кукла.

— Что значит не настоящий? — спросил я, недоумённо глядя на него. Потыкал себя пальцем в грудь.

— Я вот настоящий. Могу себя почувствовать.

— Не настоящий, ты же искусственно выведен. — привёл гиранец очередной глупый аргумент. — В тебе нет ничего от природы.

— И почему это плохо или хорошо? Какая разница быть от природы или созданным людьми? — принялся рассуждать я. — Вообще не вижу никакой разницы. Я есть здесь перед тобой. Я мыслю. Я существую. Действую. И наиболее эффективен, чем ты. А ещё я запланирован, и на меня у империи есть видение. А ты для чего был рождён? На мой взгляд, это ты какой-то несущественный и не настоящий, — хмыкнул я.

В этот момент голос подала Стар.

— Боец, я засекла движение дальше по коридору! Будь внимателен.

Я лишь поморщился. Всё-таки без шлема я себя чувствовал, как без рук. Шлем бы уже просветил сканерами все тоннели и пещеры вокруг и нашёл бы все живое. А я сейчас будто слепой. Иду и вижу только то, что перед моими глазами. Это очень непривычно и неудобно.

«Что там, Стар? Рассказывай подробнее» — подал я мысленный сигнал, чтобы не давать лишней информации гиранцу, а то мало ли он всё-таки выживет.

— Вижу три существа. Предположительно, животные. Теплокровные. Температура у них повышена. Кажется, они либо охотятся, либо у них брачный период. В обоих случаях они представляют опасность.

Глава 10

Двойные стандарты

— Эй, гиранец, — позвал я своего спутника. — Там какие-то животные к нам идут.

Стар подала слабый импульс, подсветив небольшой проход впереди. Я сразу указал на него гиранцу.

— Вон оттуда.

— Животные⁈ Я не вижу никого.

— Ну и не мудрено, что ты не видишь, — я усмехнулся. — Ты же «настоящий». А я вот вижу, что оттуда идут какие-то существа, причём опасные. Как вы обычно с ними справляетесь? — спросил я, попутно доставая меч, а в левой руке зажав энерго-пистолет.

— Да никак, они нас не трогают почти, — неуверенно произнёс Джесси и отступил назад, прижимаясь к стене. — Просто мы даём понять, что не представляем для них опасности. И тогда они нас не трогают. А ещё лучше просто не попадаться им на глаза.